Тут же, прямо на улице, сидел цирюльник и предлагал заросшим морякам побриться за небольшую плату. Разумеется, к нему сразу же выстроилась очередь.

Я увидел, как в одну из таверн гурьбой заходят наши матросы, и поспешил к ним присоединиться. К счастью, в этот раз мне не придется использовать какие-то уловки, чтобы поесть. Корабельная пайка всем уже надоела до чёртиков, хотя стоит признать, что кок был весьма неплох.

Гостеприимный тавернщик уже разливал ром по стаканам, понимая, что сегодня хорошо заработает. Я уселся рядом с моряками и бросил на тяжёлую дубовую столешницу серебряную крону, с которой на нас глядел старый король Яков. Тавернщик моментально переместился ко мне. Одно отточенное движение — и монета уже покоится где-то в его рукаве, а сам тавернщик подобострастно улыбается, переключая всё свое гостеприимство на меня.

— Наливай. Всем.

Моряки встретили это одобрительным рёвом, от которого, кажется, сотрясались стены. Сегодня каждый мог позволить себе выпить, но от халявы не откажется никто. Стаканы мигом наполнились до краёв, таверна наполнилась шумом, криками и хохотом.

Тёплый, обжигающе крепкий ром отдавал сивухой, деревом и сахаром, но никто не обращал внимания на качество. Главное, чтобы он бил в голову сильнее, чем ослиное копыто, а остальное неважно. Рядом с матросами уже нарисовались местные девки, которые сразу принялись очаровывать захмелевших флибустьеров, тихо и ненавязчиво принуждая их расстаться с деньгами.

Я оттолкнул от себя одну из них, залпом осушил очередной стакан и, наконец, огляделся. Немногочисленные завсегдатаи сидели небольшими группками, глядя на нас с презрением и злостью. Что ж, сегодня здесь гуляем мы. Наши матросы кутили, не обращая внимания ни на что. Даже сам Иисус, вернись он сегодня с небес, не смог бы отвлечь их от еды, женщин и выпивки.

Среди моряков сидел Филипп со стаканом в руке, угрюмый до невозможности. Его пыталась обнять и поцеловать какая-то местная девка, но француз не поддавался.

— Филипп! Иди сюда! — рявкнул я и помахал ему рукой.

Француз с облегчением встал и пошёл ко мне. Я спихнул с соседнего места кого-то из матросов, указал ему на освободившуюся девку и тот с великим удовольствием поменялся местами с Филиппом.

— Сколько ты уже выпил? — спросил я, когда француз сел рядом, держа в руке полный стакан.

— Нисколько.

— Давай пей! Это приказ! — прорычал я и стукнул пустым стаканом по столу.

— Ты губишь свою душу, — вздохнул он, заглядывая в стакан, в котором плескалась мутная тёмная жидкость. — И мою заодно.

— Наши души будут гореть в аду! Верно, ребята!?

Ответом мне стал дружный рёв, в котором угадывались одобрительные выкрики.

— Пей. Ты теперь капер его королевского Величества, а значит, все грехи он берёт на себя. Ты храбро бился на абордаже.

Филипп вздрогнул.

— Лучше бы я не просыпался в ту ночь. Когда ты меня чуть не убил.

— Но ты жив, значит, этого хочет Бог! Пей и забудь про всё. Сегодня вечером надо отдохнуть.

— Я не хочу быть здесь, — сказал он. Похоже, он меня совсем не слушал.

— Ладно, ты мог сегодня остаться на корабле, дежурить. С тобой бы кто угодно поменялся, и даже доплатили бы.

— Я хочу домой.

Я заглянул в пустой стакан и вздохнул.

— Я тоже. Но моим домом был мой корабль.

Дверь таверны распахнулась, и внутрь вошёл Томас, как всегда, щегольски одетый и источающий обаяние. Капитан умел работать на публику. К нему сразу же подбежали несколько девиц, тавернщик налил ему вина, а какой-то матрос уступил капитану место за столом. Том взял стакан и отсалютовал всем присутствующим, его поприветствовали в ответ. Я тоже поднял стакан одновременно со всеми.

Он сидел чуть поодаль от нас, вполоборота, и я мог видеть его лицо. Капитан пил и смеялся вместе со всеми, но во взгляде его то и дело проскальзывала скрытая тревога. Угроза. Внешне он выглядел абсолютно спокойным и расслабленным, но я видел, как он украдкой оглядывался на дверь, посматривал на тавернщика и местных девок, хватался за нож, когда кто-то входил или выходил.

Я поднялся из-за стола, сказал Филиппу оставаться тут, осушил ещё полстакана и подошёл к капитану. Земля под ногами качалась, я снова ощутил себя на палубе корабля.

— Эдди! Садись, выпей с нами! — улыбнулся мне капитан, поглядывая на дверь за моим плечом.

— Может, лучше сходим подышать на улицу?

— Неплохая идея, Эдди. Пойдём, — сказал он.

Как только мы вышли за дверь — Том схватил меня за ворот и потащил за угол. Я не стал сопротивляться.

— Ты тоже их видел? — прошипел он, снова озираясь по сторонам.

— Кого? — спросил я. — Том, что стряслось?

— Испанцы! Здесь, в городе! Я видел их барк!

— Ты перепил? Это британский город, откуда здесь испанцы?

Я почувствовал прикосновение холодной стали.

— Если ты работаешь на них — я тебя прямо здесь завалю. Нож в печени ещё никому шансов не оставлял. Выйди на набережную и посмотри на корабли.

Я выглянул из-за угла таверны. На рейде стояли несколько незнакомых судов и «Левиафан».

— Что не так? Всё в порядке, обычные торговые суда. Английские, французские.

— Левее! — прошипел капитан. — За тем фрегатом. Флаг французской вест-индской компании.

— Обычный барк, — протянул я и обомлел. Очертания его напоминали тот самый корабль, что обстрелял нас с Филиппом возле Бас-Тера. — Испанский.

— Теперь понял? Они следят за мной! — прошептал Том. Бешеный взгляд, на бороде висит ниточка слюны — он был бы похож на городского сумасшедшего, если бы я не знал, что это всё правда.

— Возвращаемся в таверну, собираем команду и отчаливаем по-тихому, — предложил я. — И нож убери.

— Это отребье не собрать до заката, чёрт побери! Надо было идти от Чарлстауна!

— Тогда дождёмся темноты. У меня есть идея.

5

Когда солнечный диск разлил по воде кровавые пятна, а полный штиль сменился порывами вечернего бриза — мы отправились обратно на корабль. Усталые, но счастливые, матросы медленно плелись по набережной, самых пьяных тащили на себе немногие трезвые. Кого-то побили, кто-то хвастался украденным барахлом, кто-то горланил песни на весь город. Но все, до единого, возвращались на корабль. Те, кому сегодня не повезло остаться на борту, с завистью смотрели на пьяных.

Мы с Томасом шли последними, подгоняя отставших и следя за хвостом. Определённо, за нами следили, я замечал тени в переулках и слышал шаги в темноте. Но мы старательно делали вид, что довольны происходящим — я пел песню про испанских леди, а Том подпевал на нужных моментах.

Я последним поднялся на борт «Левиафана» и обернулся посмотреть на пирс. Возле него на волнах качалась одинокая шлюпка, у которой стояли несколько человек.

— Подождём немного, — сказал я.

Капитан кивнул. Вахтенный шесть раз ударил в колокол. Сегодня все прибыли на судно вовремя.

Шлюпка отчалила от пирса, и я убедился, что это испанцы возвращаются к своему барку. Тот стоял на якоре примерно в двух кабельтовых от нас, спрятанный за другими судами. Когда испанская шлюпка скрылась из вида, я посмотрел на капитана. Пора.

Я быстро разделся догола прямо на палубе, взял плотницкий топор и прыгнул в воду. Топор потянул меня на дно, но мне это не помешало. Я поплыл вперёд, стараясь не выдать себя ни единым всплеском. Я обернулся — матросы, как и было приказано, занялись своими делами, имитируя бурную деятельность. Словно «Левиафан» готовится отчалить.

Волн здесь, в бухте, практически не было, и даже не чувствовалось, что эта тёплая, обласканная солнцем вода — часть большого и беспокойного Атлантического океана. Я медленно приближался к цели, огибая английские и французские корабли. Нельзя было, чтоб меня заметили хоть на одном из них, так что мне приходилось нырять и плыть под водой как можно дольше. Когда кончался воздух — я тихо всплывал, чтобы отдышаться, смотрел на спящие корабли и плыл дальше.